Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]

Ознакомительный фрагмент

Четырнадцать часов – рабочий день в седьмой московской клинической больнице – стремительно катится к финалу. Большая часть врачей уже закончили обходы; процедуры по большей части позади, и по отделениям уже заканчивается обед. Просторными грузовыми лифтами собирают с этажей массивные кухонные шкафы-тележки; из холлов, на время превращенных в столовки, неспешно выветриваются запахи безвкусной (а что делать? Диета!) картофельной размазни и жиденького вермишелевого супчика с разваренными волокнами лука и редкими морковными звездочками. До пяти часов, когда в палаты хлынут посетители, еще много времени, так что пока в коридорах отделений сравнительно немноголюдно.

– Ой, Андрей Макарыч, здравствуйте!

Каретников оторвался от бумаг. Перед ним стояла высокая стройная блондинка в салатовой форме медсестры – Ольга.

– Да, спасибо, Семен Владимирович, я загляну в тридцать шестую…

Собеседник его кивнул и направился по коридору, в сторону лифтов. Детское отделение, которым заведовал Каретников, находилось тремя этажами ниже, однако доктор, накопивший за годы профессиональной карьеры немалый опыт в специфической области, консультировал еще и соответствующие профильные отделения. В третьей хирургии он был частым гостем – особенно с тех пор, как появился там особый пациент, внимание к которому проявлял не только Каретников, но и его давний друг и коллега, заведующий отделением профессор Скрыдлов. По поводу пациента ходили в отделениях разные слухи: будто бы Каретников самолично привез его, миновав обязательное в обычных случаях приемное отделение. Будто бы это сотрудник некой спецслужбы – скорее всего внешней разведки, которого из каких-то темных, но безусловно секретных соображений не стали помещать в военно-медицинскую академию, а держат здесь, подальше от посторонних глаз. Да мало ли что наговорят в больнице! Ночные смены медсестер и санитарок долгие, и надо ведь чем-то занимать медленно текущие часы?

Впрочем, верно было одно – с тех пор, как необычный пациент появился в третьей хирургии, Каретников стал бывать в отделении куда чаще. Огнестрельные ранения, хотя и не были здесь явлением обыденным, но особого ажиотажа не вызывали. Еще в лихих 90-х третье специализировалось на жертвах периода первоначального накопления собственности, так что его палаты (изрядно с тех пор изменившиеся) видали и угрюмых братков, которых сторожили скучающие оперативники, и служителей закона, нарвавшихся на «бандитскую пулю», и предпринимателей, которым либо те, либо другие доходчиво объяснили, что закон – законом, а делиться вообще-то нужно. С тех еще пор сохранилась в третьем отделении привычка к тому, что по поводу иного пациента не стоит задавать лишних вопросов – да и вообще интересоваться, где он получил тот или иной ущерб организму. Дело здешних обитателей – лечить, вот они и лечили; а уж под чьим именем попал сюда очередной страдалец и кто распорядился не проявлять излишнего интереса к деталям его биографии…

– Добрый день, Оленька!

Каретников снял круглые старомодные очки и исподлобья взглянул на девушку. Глаза его, как это часто бывает у близоруких, приобрели несколько детское, беспомощное выражение.

– Ну как там наш герой?

Ольга торопилась, конечно, в палату к лейтенанту Никонову: с тех пор как Каретников привез пробитого двумя пулями лейтенанта в больницу, она почти не покидала стен третьей травмы. Каретникову пришлось даже организовать через больничное начальство письмо в Ольгин институт – по поводу какой-то особой практики, в которой остро нуждается как сама студентка факультета операционных сестер Ольга Смольская, так, безусловно, и отделение хирургии Седьмой клинической больницы города Москвы. Впрочем, здесь Каретников отыгрался – уход за любимым, конечно, дело святое, но и учебу запускать не следует, так что он пообещал девушке самолично заняться ее практикой. И слово свое доктор держал, привлекая Ольгу к проводимым им операциям, а в свободное время поручив комплектовать довольно необычную по составу и, главное, по назначению «аптечку» – обширный набор хирургического и прочего медицинского оборудования и медикаментов, предназначенных для…

Для чего был предназначен этот набор, они не говорили, однако же Ольге все было ясно и без слов. Она уже успела ознакомиться с уровнем медицины девятнадцатого века и полностью разделяла предусмотрительность Андрея Макаровича.

Каретников слушал торопливый рассказ девушки о том, что лейтенанту уже третий день устойчиво лучше, что она, Ольга, пока не разрешает ему вставать, но зато с тех пор, как доктор позволил Никонову читать, он не отрывается от книг и экрана ноутбука. Подтверждением тому была целая стопка книг, которыми была нагружена девушка, – глянцевые в твердой обложке альбомы «морской серии» «Арсенал-коллекции», невзрачные, в картонной обложке, древние издания МО СССР, помеченные бледно-лиловым штампом «Для служебного пользования», томик «Бойни авианосцев» какого-то современного историка. Пирамиду книг увенчивала коробочка жесткого диска.

Каретников незаметно усмехнулся. Да, лейтенант времени даром не теряет…

– …Ну вот, я ему и говорю: «Серж. Нельзя столько читать, глаза испортишь, и вообще ты еще слаб!» А он отвечает так серьезно: «Милая Оля, мне предстоит настолько много дел, что сейчас потерять лишнюю минуту – это прямое преступление перед престол-отечеством!» Как будто эти книги куда-то денутся! Андрей Макарыч, хоть вы ему скажите, что так нельзя…

Каретников улыбнулся:

– Ну конечно, Ольга Дмитриевна, скажу. Вот сейчас вместе и поговорим с вашим подопечным. Пойдемте-ка навестим его… Да, и давайте я вас немного разгружу, а то, не дай бог, уроните – все отделение переполошите…

Глава 7

День выдался на редкость ясным. С утра, правда, принялся накрапывать дождик, но тучи быстро разошлись, и показалось солнце; к полудню все небо уже стало голубым, заставляя подумать о том, что, неровен час, природа решила устроить второе в этом году бабье лето. Однако же таких чудес не бывает; на дворе стоял все-таки уже октябрь, и солнечный, сравнительно теплый день был наверняка последним в этом году подарком погоды беззаботным москвичам.

Для розыгрыша пари было выбрано воскресенье. Подобные мероприятия редко проводились в замкнутом кругу: участники привели кто своих домашних, кто – знакомых, те тоже не стали скрывать от соседей или приятелей любопытной затеи офицеров Сергиевско-Посадского резервного батальона. Те, разумеется, успели рассказать о необычной затее своим коллегам из других частей московского гарнизона; в курсе оказался также и пристав ближайшей полицейской части.

В итоге на плацу позади Фанагорийских казарм собралось довольно обширное общество – до сотни гостей обоего пола и самых разных возрастов. Преобладали родственники участников; много детей, слуги и кухарки с корзинками для пикника. В толпе зевак то тут, то там мелькали мундиры разных родов оружия.

Фефелов, будучи прекрасно осведомленным о том, сколь падка московская публика даже на такие вот импровизированные зрелища, коль скоро они устраиваются военными, позаботился обо всем заранее. По плацу, с которого заранее были убраны глаголи с чучелами для штыковых упражнений, были расставлены навесы; из батальонных сумм выделили средства на легкие закуски, квас и прочие напитки. В отдалении дымили два десятиведерных самовара; половые из соседнего трактира старались вовсю, а хозяин заведения усердно бегал туда-сюда, следя за тем, чтобы гостям, не озаботившимся провизией для пикника, хватило бы и закусок, и прохладительных напитков.

На ближней к казарме стороне плаца вовсю старался оркестр пожарной части; медная духовая музыка взлетала к небесам вальсами и гавотами. Нижние чины суетились у дальнего края, растягивая тенты от нежаркого октябрьского солнца, – что было, конечно, излишне, но требовалось правилами гостеприимства, – и расставляя стулья для дам, собранные в пожарном порядке со всех Фанагорийских казарм. Для прочих предназначались свежесколоченные из теса скамейки; чтобы гости не нахватали невзначай заноз в чувствительные части тела, скамьи спешно прикрывали парусиной.

– Как бы нам по публике не засадить, – озабоченно сказал барон, рассматривая все эти приготовления. – Вот конфуз-то будет! Вы уж, если придется стрелять в ту сторону, поделикатнее, что ли… Особенно Николка с Яшей – вам проще всех наломать дров. Вот накроете минами господ зрителей – сраму потом не оберешься…

Остальным было не до барона. Ваня в который раз уже подгонял боевую экипировку – проверял, удобно ли выхватываются из кармашков пейнтбольные, похожие на рубчатые яйца, гранаты, прилаживал поудобнее кобуру с пистолетом и запасные обоймы. Роман помогал минометчикам: пристраивал в подсумках самодельные мины, проверяя терочные запалы – не отсырели? – и то и дело принимался гонять Николку по таблице условных сигналов. Корф терзал связь – то и дело рации участников отзывались треском, шипением и приглушенным «раз-два-три, барон в канале».

Конец ознакомительного фрагмента